Филков Андрей

Шуйский поход.

Великое Дао,

Cкажи пожалуйста,

Какого хрена?!

Глава 1. Дорога к трудностям.

- Куда же они запропастились? – думал я, в очередной раз нервно поднимая взгляд на вокзальные часы, которые ещё полчаса назад показали время сбора всей группы. До отправления нашего поезда оставалось совсем недолго, но около уставленного нашими рюкзаками столба, рядом с кассами пригородных поездов, по-прежнему стояли не все. Одно радовало, людей, пожелавших нас проводить, становилось всё больше и больше, они появлялись как будто из ниоткуда и исчезали в буйстве нашего столпотворения, с некоторыми я даже не успевал поздороваться сразу. Настроение у всех было великолепное, а Лера так вообще буквально сияла от счастья, поскольку разрешение поехать она получила только этим утром. Минутная стрелка отклонилась ещё немного и терпение Инны лопнуло, словно перетянутая струна, грузные рюкзаки как по команде взлетели на плечи, и здание вокзала опустело. Наша шумная компания направилась к поезду, у которого, как и ожидалось, нас встретили Дима и Ольга. Зря мы так торопились: прежде чем поезд тронулся с места прошло несколько минут, за которые мы успели попрощаться со всеми вместе и с каждым по отдельности. Сцена прощания была недолгой, но шумной, искрящейся вспышками фотоаппаратов, сопровождавшейся последними ценными указаниями и преподнесением сюрпризов, полиэтиленовую тайну которых мы должны были открыть только на маршруте. Уже позже, когда серьёзная проводница загнала нас в вагон, я стоял в тамбуре и смотрел как провожающие, столпившись у окна, размахивали руками в толщу грязного вагонного стекла, за которым моя команда уже начала обустраивать свой быт. Едва серая лента местами заснеженного пирона дёрнулась и попыталась отползти от поезда, как проводница захлопнула дверь последней преградой, отделив нас от пасмурного и серого города, который мы оставляли на 2 недели. Проходя по вагону до своего места, и собирая недоумённые и порой недовольные взгляды «простых» пассажиров, я наблюдал в окно за тем как Дан совершал свою, уже ставшую традиционной, пробежку за поездом.

Наш поход начался как-то неожиданно, конечно мы готовились к нему не один день, бессонными ночами, проваленными экзаменами, мы ждали этого дня, но только в поезде, словно опомнившись от всей этой гонки за снаряжением, каждый из нас понял, что поход начался и отступать уже поздно. Я подготовился ко всему заранее, поэтому обычная рутинная работа, такая как шитьё бахил и подбахильников, меня не коснулась. Рюкзак мой лежал на Инкиной нижней полке, а я развалился рядом, и изнывая от духоты, под убаюкивающее покачивание вагона и ставший уже привычным стук колёс, лениво наблюдал за бесконечной чередой столбов линии электропередачи, мелькавших за мутным от пыли окном. Вещи, которые все достали из рюкзаков, тут же расползлись по плацкартам, заняли все сидячие места и принялись разделяться в причудливых пропорциях между командой. Я лежал один, отдыхал, однако меня часто навещал Миша, его судорожные попытки разделить общий вес почему-то постоянно пересекались с моей персоной: не один раз я становился обладателем спальника, лавлиста, пилы, но в итоге у меня осталась только пила и печка. К тому же выяснилось, что у нас недостаёт спальников и гитары, правда последнее я узнал ещё на вокзале, когда и объявил Мише выговор. Он не воспринял, а зря, я ведь говорил серьёзно. Когда плотность вещей в рабочем пространстве слегка упала, группа вплотную приступила к решению проблемы массового голода, за исключением, пожалуй, Димы и Ольги. Они, не обращая внимания на смачное чавканье, заполнившее всё купе, и разнокалиберные явства студенческого репертуара, исчезающие в геометрической прогрессии, упрямо продолжали шить. Я отправился по поезду в поисках вагона ресторана, туристов и гитары, но нашёл только вагон ресторан, который вопреки моим представлениям оказался не таким уж и дорогим. Когда позади в сгущающейся вечерней темноте остался славный город Ярославль, прошитый насквозь нашим поездом, словно иглой портного, я, слегка раздосадованный тем, что не попал под раздачу мороженного, купленного Мишей, вернулся на Иннино место и принялся писать эти строки. Поезд качало и трясло настолько, что карандаш, зажатый в моих, измазанных зелёнкой пальцах, снова и снова возвращал меня к швейной теме, напоминая собой иглу в швейной машинке, да ещё и девчонки, переселившись в моё купе, как будто нарочно принялись меня отвлекать от сражения с письменными принадлежностями. За ужином объявил Инне, что выжил её с законного места и переселил её на свою вторую полку. Затем стащил у Леры её бутерброд и, немного пошатавшись, ушёл спать.

Не помню, что меня разбудило, но едва моя голова оторвалась от незастеленного дермонтина вагонной полки, как я в полной мере осознал, что началось утро. Где-то на руке спящего за стенкой Димана стрелки часов переползли на отметку 4 часа. Несколько неприятных традиционно-утренних мгновений уговаривания себя подняться я сжал в одну секунду и, на автомате обув ботинки, переполз в соседнее купе. За окном было холодно и темно, лишь одинокие фонари порой выскакивали откуда-то спереди и, безмятежно взирая конусами мёртвого иссине-белого света себе под ноги, исчезали, так и не обнаружив там ничего кроме снега. По эту сторону стекла – картина маслом, захламлённый до неприличия стол загорожен громадиной Дивановского рюкзака, густой свет дежурных ламп, тлеющих в душном воздухе где-то там, куда и голову-то задирать неохота. Слабые потуги туристов расшевелиться и проснуться, в общем хоть как-то доказать, что они несмотря ни на что всё-таки спортсмены, тихим мышиным шорохом раздаются отовсюду. Хочется чаю. Ольга, что-то не в духе, ворчит и зевает, зевает и ворчит. Приближающаяся остановка всё-таки расшевелила народ бодрящим заявлением о том, что стоять, то ей за окном всего ничего.

Снаружи оказалось не настолько холодно, чтобы замёрзнуть, но и не настолько тепло, чтобы не вспомнить с сожалением об уютной вагонной полке. Скрипя сухим снегом под ботинками я и Дима отправились на поиски магазина, но нашли только привокзальный туалет. Ильдару повезло больше, он поймал аборигена, который и выдал нам положение продуктовой палатки. На перроне квадратно примостилось здание вокзала. Ничего не скажешь, неплохой домик с двускатной крышей, красивая деревянная, местами резная, облицовка была выкрашена в жёлтый, бардовый и белый цвета и помечёна железной табличкой с надписью «Обозёрск». Светящиеся занавешенным уютом окошки второго этажа выводили это здание на прямой конфликт с моими стереотипами. Ну не должен быть таким вокзал, не должен, передо мной стояла какая-то таверна и пыталась выдать себя за зал ожидания. Мы вошли внутрь и окупировали добрую четверть помешения. Сонные или даже я бы сказал спящие обитатели, казалось, были не против: наоборот, им наверняка хотелось задвинуть нас в тот угол между стеной и одной из палаток с дешёвыми фотоальбомами и, отгородившись забыть про нас вплоть до того момента, как мы дождёмся свой поезд-кукушку и уедем прочь. Неожиданно бодрые для этого новорожденного утра продавцы охотно продали нам банку солёных огурцов. Пока продолжалась наша ранняя трапеза мы успели познакомиться с профессиональной собакой-попрошайкой Крисом (когда я перебирал имена, то упомянул имя Кристина, на которое он и откликнулся, но Кристиной он быть не мог по половому признаку, потому стал Крисом). Он умел открывать дверь вокзала с любой стороны, поэтому мне не удалось выманить его куском хлеба из здания, он вернулся, как только доел. Некоторые рухнули досыпать в растленный прямо на полу спальник. Залез туда и я как только пришил стеклоткань к отверстию под печную трубу на палатке и сдал пост швеи Ильдару. Какая-то девушка попросила нас посмотреть за оставленной бомбой в сумке, но бомба не взорвалась, а девушка вскоре вернулась. При свете дня Обозёрск оказался обычной деревушкой, заметённой снегом по самый небалуйся. Люди здесь существовали только за счёт железной дороги и для железной дороги. Аборигены охотно поведали нам, как заблудиться в поисках телеграфа. Поплутав немного, мы наконец пришли к белому одноэтажному зданию с зелёной дверью и официальной табличкой. Прямо на пороге нас издалека окликнула какая-то женщина и очень долго и невнятно возмущалась почему мы не в школе. Инна отправляла телеграмму, а я вовсю потешался над Лерой, которая, закрывшись в деревянной кабинке, самоотверженно воевала с телефоном, пытаясь заставить его работать Мишиными советами. На обратном пути Ильдар загадал нам загадку, которую мы всей толпой так и не сумели разгадать, в тот момент он ещё не осознавал, что его неаккуратный пример убьёт несколько часов нашего времени, за которые мы загадали друг другу все загадки что знали. Потом моё внимание привлекла деревянная церквушка, которую я, Ильдар, Миша и Наташа тут же посетили. Мне она показалась старой, хотя построена была только в 99. Внутри мы встретили бабушку, которая охотно рассказала нам об иконах, по моей просьбе. Я поставил свечку за удачу нашего похода и, как оказалось, не напрасно. Позже мы решили сфотографироваться. Ильдар залез в снег и, определив место, попросил меня сфотографировать с его «Зенита» его на фоне церкви. Я повёлся и в очередной раз пострадал от своего веса, едва сделав три шага, как с визгом ушёл по пояс в снег, мокнуть не хотелось, и я отказался от этой затеи. А между тем в зале ожидания девчонки выполнили и даже перевыполнили план по нахождению спальников, откопав откуда-то один лишний, они тут же заморочились о том, как же от него избавиться. В итоге решили отправить его по почте, а реализовать процесс взялись Ольга и Катя. В общем, когда до отправления кукушки оставался час, а проводница отказалась нас пустить внутрь вопреки моим громким просьбам, я, захватив Мишу, отправился на помощь девушкам. На почте выяснилось, что посылок у них нет, а зашитый Катей кулёк не отвечает стандартам ГОСТА, потому они не могут отправить посылку, и это при том, что времени у нас практически не осталось. В итоге совместными усилиями нам удалось договориться и послать, наконец, этот спальник на…, в смысле по адресу. До кукушки пришлось пробежаться, тогда бесполезность этих действий ещё казалась необходимостью.

В вагоне, пропахшем криазотом, никого кроме нас не было, потому мы позволили себе небольшой, но шумный сабантуй. Выбор игры, которой мы добьём этот вечер и наши мозги, упёрся в логическую шараду «поездка на Юг и на Север». Когда окончательно стемнело, я попросил Ольгу и Ильдара научить меня играть в преферанс, у них это даже почти получилось, и если бы мои мозги не перегрузились, и меня не сморил непродолжительный 2х часовой сон, я наверняка освоил бы эту игру. Кстати именно в этом поезде, пройдясь пальцами по рёбрам Наташи, я впервые отождествил её с русским народным инструментом - балалаечкой.

Высадка из поезда, по обыкновению, стала молниеносной, не щадящей ни вещи ни остатки сна. Правда, мы едва не забыли в поезде бутылку водки, которой хотели расплатиться с лесовозом, но Диман, заскочив в поезд прямо перед самым его отправлением, выловил жидкую валюту. Место, где нас высадили, показалось мне тёмным и одиноким. Эдакий, приправленный ночью и снегом, коктейль из фонаря, неуклюжего здания непонятного назначения и дороги, уводящей во куда-то далеко, во тьму, туда где стояла цель этой ночи - автовокзал. Мы брели сквозь спящую деревню с лыжами наперевес, когда от обочины отделилась тёмная фигура и преградила нам дорогу. Не дожидаясь вопросов, Диман спросил его, как нам пройти до автобазы, а между тем я выловил налобником на обочине ещё двоих. Вопреки первому впечатлению ребята оказались неплохими, и неприятное ощущение оттого, что они вызвались нас проводить, пропало само собой. Коротким привалом мы дождались Инну и Мишу, которые отправились обратно к железке узнавать дорогу, и нестройной колонной отправились вперёд. Место, в которое мы держали путь, вскоре выглянуло из-за деревьев и засияло огнями ламп с ферм одиноких громадин кранов. Большое тёмное здание впереди оказалось автовокзалом, при ближайшем рассмотрении я заметил для себя, что снова разочарован. Автовокзалом у них называется неуклюжая громадина из старого потрескавшегося бежевого кирпича с огромными ржавыми листами железа вместо дверей, за которыми покоились сейчас те жалкие остатки лесовозной техники, что ещё умудрились не сломаться и сохранить все свои части не разворованными. Один из ребят пошёл вместе с Инной договариваться с начальником вокзала, а я скинул рюкзак и принялся крутить головой во все стороны. По обеим сторонам дороги, под лучами своих холодных электрических солнц, в причудливых позах ржавели очертания, покрытых снегом остатков тяжёлой гусеничной и колёсной техники, гнили ветхие постройки из дерева, дерьма и шифера. Мне казалось, что тут так было всегда, испокон веков тут гнили и рушились эти развалины, бардовые цветы ржавчины всегда выглядывали из-под облупившейся на всём железном краски, сломанные детали машин, чёрные от машинного масла и гари вечно валялись повсюду, а холодная пелена тьмы никогда не спадала с этого забытого Богом места. Мне тяжело было представить днём этот посёлок, да я и не хотел этого делать, меня отвлекла фраза одного из лесовозов.

- …Ага, завтра хозяин клея придёт…

- Хыгы!

- Что, смотрел этот фильм?

- Конечно.

- Хорошо сняли.

- Это дааа.

Не помню сейчас, чем закончилось это обсуждение отечественного фильма «Бумер», но вскоре я с Диманом и тайно переданной мне бутылкой водки уже стоял у деревянной двери каптерки с другой стороны автовокзала. Через открывшуюся на какие-то мгновения щель в двери я увидел, как в клубах дыма от печки, которая, по-моему, топилась внутри вообще по-чёрному, Инна пыталась договориться о ночлеге с какой-то женщиной. Черты её лица я не успел разглядеть из-за того, что болтающаяся под потолком лампочка совсем не давала света, однако это не помешало мне услышать отказ и заявление о том, что начальник сейчас дома спит и будет только утром. Помочь нам вызвался один из парней. Он сказал, что мы без труда договоримся с начальником только утром, ещё рассказал, что мы сможем переночевать в его доме, который ему толи выдали, толи отдали.

Деревянный домик, казалось, ещё сохранил свой первозданный вид, грубость и прямота очертаний, заложенных в шаблонах строителей, ещё не успела сгнить или покоситься, но для нас это было не принципиально, хотя Ильдар, когда мы находились уже внутри, заявил, что он был лучшего мнения об обустройстве домов севера. Я и Диман восприняли его заявление в штыки, потому как дарёному коню в зубы не смотрят. Света тут не было, потому что, по заявлению хозяина, шёл ремонт, зато была печка, это первое, на что упал мой взгляд, когда мы только прошли внутрь из холодных сенец, где оставили свои лыжи. Проход во вторую из двух комнат находился прямо напротив, но основной задачей тогда было не осматривать здание, а развести огонь в печке, чем я и занялся. Взяв с собой мишек, я, с разрешения хозяина, отправился в дровницу соседнего дома. Хозяин дома взялся разводить огонь сам, а я отошёл в сторону, чтобы не мешать, так как комнатка-коробчушка с учётом интерьера (я имею ввиду единственный стол, покрытый прошлогодними газетами, как скатертью) не позволяла развернуться всем кто тут собрался. Вторая комната была ненамного больше, хоть и была жилой. В каждом её углу таился холод улицы, он, словно осязаемая субстанция, сочился из всех щелей, крупными каплями стекая на пол. В заледеневшие окна робко пробивался свет вездесущих фонарей ночного посёлка, но его по-прежнему было недостаточно, чтобы прогнать темноту. Ощущение того, что мы пришли в дом, который пустовал, по крайней мере, месяц, прошло, едва рассеянный свет налобников и наше тепло заполнили это помещение. Интерьер не отличался разнообразием. В комнате стояло два дивана (это если не считать нашего), полуразобранный шифонер с треснувшими пыльными зеркалами. Хозяин ушёл ночевать к своей женщине на другой конец деревни и оставил нас наедине со своими трудностями. Едва коврики и спальники устелили пол, а рюкзаки стали вдоль стен, все принялись готовиться ко сну. Мной тогда руководило только любопытство, и я прочёл записку, поднятую с пыльной поверхности тумбочки, хотя адресована она была точно не мне. «Коля, знай, я всё равно люблю тебя, несмотря на то, что ты такой идиот.» Приятно было думать, что среди всей этой грязи, холода и беспросветной будничной темноты ещё осталось хоть что-то, что не позволяет этим людям сломаться. Любопытство повело меня дальше и я взял с полки фотоальбом. Несколько фотографий, которые я успел увидеть, прежде чем Дима пристыдил меня, были полны радостью встречи вернувшегося домой дембеля, полны радужными надеждами и улыбками. По нутру пробежал холодок, когда я сравнил этого весёлого паренька с фотографии с тем, во что он превратился сейчас. Отбросив тяжёлые мысли, я завернулся в эгоист и устроился на диване. Группа разделилась на 2 части, на правильную и не очень, одна, та что не очень, осталась топить печку и плавить снег, а вторая разлеглась в спальниках и орала песни. Я и Диван, в смысле Дима, оказались самыми громкими, перекричать нас не удалось не кому. Безобразие продолжалось довольно долго. Потом, когда девчонкам стало холодно, а мне скучно, я спустился на пол и нырнул в общий спальник между Наташей и Инной, тем самым, подписав, себе приговор на весь поход.

Глава 2. Понеслось! (День первый)

Едва сотовый телефон Ильдара застонал свою утреннюю песенку, как место слева от меня опустело, это вскочила Инна. С неожиданной бодростью она принялась пинать всех ногами и поить чаем из термоса, индуцируя огромный заряд бодрости в ещё не проснувшихся и неподвижных телах. Лежал я тогда и думал: «Вот блин сейчас и до меня доберётся.», - и надо же, я оказался прав. В руках материализовалась крышка термоса, а Инна принялась поить чаем меня и немного спальник. Диман с вернувшимся хозяином дома отправился договариваться с тракторами, а в это время необыкновенный интузизизм захлестнул всю команду. Все тут же бросились к своим рюкзакам доставать тёплые вещи, потому как поездка в кузове без какого либо движения грозила превратить нас в продукты быстрой заморозки. Чтобы быть до конца вежливыми мы решили убраться после себя в доме, однако на практике, при учёте полнейшего бедлама, имевшего тут место с момента постройки, сделать это оказалось не очень-то легко, по крайней мере мне было достаточно тяжело отличить наш беспорядок от хозяйского. Незаметно для окружающих я ретировался на улицу, где уже стояли все баулы и дровница из наших лыж и палок.

После небольшого спора меня и Мишу всё-таки убедили отнести рюкзак Димана к гаражам, и повесив его на лыжную палку, словно тушу убитого животного, мы нагрузили наши мышцы. И все бы ничего, только траектория, по которой мы добирались до ветхой твердыни автовокзала, сильно напомнила мне задумку инженеров проектировавших ракету «Тополь», когда даже сама ракета, выделывая немыслимые витки в воздухе, не знает, где она окажется в следующее мгновение, при условии обязательного выхода на цель, она может проделать огромные расстояния, но сейчас не об этом, пользуясь случаем, хочу выразить огромную человеческую благодарность тому, кто нас вёл. Остался только один вопрос, каким образом мы сумели пройти мимо Автовокзала, освещённого лампочками? В общем пришлось обойти здание кругом и слегка потропить. Мы с Мишей ребята несомненно крепкие, но только вот палочка, лыжная, погнулась немного. Сбросив вес под одним из искусственных солнц мы принялись наблюдать сквозь 2 зарешёченных окошка за Димой, который, растворяясь в зелени крашенных стен, сидел в кабинете начальника и пытался договориться. Боксы раскрывались один за другим, выпуская гусеничные лесовозки, которые, порычав немного, выезжали на дорогу и растворялись в темноте умирающей ночи. Чтобы не замёрзнуть Ольга предложила сыграть в шарады, чем мы заняли своё воображение вплоть до того момента, как подъехал наш транспорт (первое слово было «иерархия» и объясняла его Инна, помню как сейчас). Из бокса вырулил камаз, и, словно подтверждая наше везение, подъехал прямо к нашей кампании. Рюкзаки прямо с земли взмыли в воздух и разбросались по стенкам кузова, туда же погрузились и мы, накрывшись спальником и основательно утеплившись, мы приготовились замерзать. Но, когда половина пути была проделана, мы поняли, что ехать не так уж и холодно. Выуживая из своей головы обрывки текстов самых разнообразных песен, я вращал головой и наслаждался красотой, примёрзшей к обочинам дороги. Тёмные, заснеженные громады деревьев леса чередовались с корягами и маленькими болотными деревцами. Грациозными скачками, параллельно нашей дороге, расплываясь в чёрные точки, мчались по бескрайним просторам болот три глюка, возникли они из ниоткуда и так же неожиданно исчезли. Тучи, за которыми пряталось восходящее солнце, неподвижно и тяжело висели на небе, хвастаясь оттенками красного и фиолетового, грозя обильным снегопадом. Под колёсами лениво извивались километры дороги, раздвигая то в лево, то в право границы холодных зарослей. Стало уже совсем светло, когда на теле леса с левой стороны обнажилась огромная рваная рана просеки, камаз с несвойственной ему плавностью, остановился. Потом я ещё долго смотрел ему в след, понимая, что с его отъездом, мы остались совершенно одни, против холодного и безмолвного пространства, что раскинулось на многие километры во все стороны. Когда расплачивались с водителем слегонца облажались, потому как вместо одной бутылки водки дали ему две. Инна и Дима, преисполненные благодарностью, каждый от себя и независимо друг от друга, вручили ему по поллитра. Выяснилось это, конечно же, намного позже, а до этого времени Диман напрасно ломал себе голову, чего же это водила так улыбался, когда он с ним расплачивался. Инициатива вновь оказалась наказуемой, а непонятки возникли из-за того, что хозяин дома не взял с нас ни грамма за ночлег. Первый раз одев свои лыжи, я, ещё полный интузизизма и сил, спросил у Инны направление и бросился на нехоженный снег просеки. Вскоре меня догнал Миша, и мы, непонятно зачем, меняясь через каждые 50 шагов, вырвались далеко вперёд и остановились только перед первой развилкой. Просека резко заворачивала налево, а вперёд шло что-то непонятное, похожее на старую трассу. Позади нас расчерчивала снег огромная борозда, оставленная Мишиными санками, где-то там на другом её конце двигалась отставшая группа. Пока последний участник добрался до привала, девчонки успели замёрзнуть. Инна объявила, что тут будет наш первый завтрак, и группа со щенячьим восторгом бросилась в лес на поиски дров для костра. Все почему-то бросились крушить гнилушки, к этому моменту никто ещё не успел свыкнуться с мыслью, что для костра они не пригодны совсем. Лёгкие, рассыпающиеся в руках, они словно предупреждали нас о грядущем разочаровании, но никто об этом не думал, ударными темпами было заготовлена целая дровница негодных дров. Миша слез с лыж и ушёл «по развилку» в снег, он хотел откопать яму для костра, а пришлось откапываться самому. Первой находкой стало огромное колесо от гусеничной машины, которое было обнаружено на предполагаемом месте будущего костра, но Инне место не понравилось, пришлось Мише перекапывать другое. Я не стал касаться этого процесса и решил совершить небольшую лыжную прогулку. Инна с охотой указала мне направление основной просеки, на снежный завал которой я и должен был направить избытки своей энергии.

Рядом со мной угрюмо ползла узкоколейная тропа первого разведчика, именно рядом, потому как идти по ней я не мог: Иннин стиль тропления не учитывает того, что при такой ширине лыжни, щёчки моих креплений, ввиду огромного размера, цепляются друг за друга, не позволяя развить даже средней скорости. Я даже был немного рад, когда лучистый узор лыжного разворота прекратил это безобразие. Дальше я бежал по нетронутому снегу, хотя назвать его нетронутым можно было с очень большой натяжкой, так петляющие вереницы следов самых разнообразных животных частенько пересекали белую гладь, расстелившуюся под лыжами. По самым скромным подсчётам за спиной осталось километра два, когда меня первый раз посетила мыль о том, чтобы вернуться. Нет, я вовсе не устал, красота снежного убранства северного леса рождала во мне такой эмоциональный подъём, что я мог бы бежать, не останавливаясь, ещё километров пять, просто банально захотелось есть, за то время, что я катался можно было с лёгкостью приготовить завтрак, а за время моего обратного пути всё съесть и не раз вспомнить меня нехорошими словами. Хотя причина эта была не единственной: дело в том, что пока я шёл, я слышал, а точнее мне казалось, что слышал, какие-то непонятные обрывки фраз и окрики, порой, кто-то отчётливо звал именно меня. Звук исходил непонятно откуда, в те краткие мгновения казалось, что он, подобно замёрзшему воздуху, заполнял собой всё пространство просеки. Я поспешил прогнать от себя всю эту чертовщину, потому как то что я услышал попросту не могло быть, потому что не могло быть никогда. Просека всё отчаяннее наклонялась и плавно уходила вниз, словно соблазняя перспективой немного прокатиться, она уводила меня всё дальше и дальше от лагеря. В какое-то мгновение справа от меня череда деревьев оборвалась, и бугристо-овражистое подобие местности заполнило просвет так, что стало видно как вдалеке вздымался в огромную возвышенность лес. Идти туда мне не хотелось, хотя одна из дорог развилки, на которой я остановился, уходила именно в этом направлении, и я не пошёл бы если бы не заметил нечто странное за деревьями. Это оказался старый полуразрушенный сарай, отсутствие пола в котором компенсировалось добротной крышей, но огромные щели между досками окончательно запороли идею обитаемости. Хотя когда я подходил, то готов был последнюю плитку шоколада поставить на то, что там кто-то разговаривал. Встречаться с местными не хотелось совсем, я даже чуть не повернул обратно если бы вовремя не заметил, что на снегу не было ни одного человечьего следа. (зато были волчьи и в больших количествах) При ближайшем рассмотрении проявилось, что тут же стоит ещё и деревянная уборная на стенке которой прибит импровизированный умывальник из бутылки, в овраге, на краю которого всё это располагалось, вырисовывалось некое подобие футбольных ворот, а в лесу, за дорогой, белел огромный скелет недостроенного дома. Стало скучно, и я вернулся на просеку с целью проехаться по ней ещё километр, но мне этого сделать не удалось потому как из-под ставшего рыхлым снега, выглянула в двух местах, притаившаяся тут речушка.

Когда я вернулся в лагерь, то меня постигло ужасное разочарование. Предвкушаемый завтрак, став обедом, повис в виде кана со снегом над так и не загоревшимся костром. Дрова оказались совершенно непригодными, в последствии удалось разжечь огонь, но чтобы тот горел мне пришлось сидеть около него и постоянно пугать взмахами сидушки теплящиеся еле-еле угольки (Выяснилось, что я очень даже полезная «Штука»). Инна и Дима ушли на разведку по предполагаемому зимнику, а те, кто остался в лагере, без должного энтузиазма восприняли моё сообщение о найденном сарае. К приезду разведчиков еда была готова. Инна с какой-то непонятной улыбкой восприняла моё радостное сообщение о том, что наша дальнейшая дорога отлично протроплена и идёт под горку, наверное, улыбалась она потому, что знала, что направила меня не туда, а я тогда ещё этого не знал и был в прекрасном расположении духа. Поскольку план дня по километрам мы уже выполнили, так как проехали его на машине, она даже предложила нам заночевать на этом месте, но я её тогда отговорил и, пообедав, мы снялись с места.

Наш дальнейший путь был связан с трудностями и громким трёхэтажным матом. Я уже узнал, что проделал ненужную работу, и теперь наслаждаясь преодолением труднопроходимой (по нашим тогдашним меркам) местности, оглашал просторы темнеющего леса нецензурной бранью. Мои замечательные пластиковые лыжи скользили по снегу словно по маслу, к сожалению назад так же хорошо как и вперёд, поэтому на подъёмах в горку я был воистину грациозен, словно горная лань в момент скрещивания со слоном гибридом. Меня успокаивало одно - я не был один. Как только я преодолел тяжелейшие 3 метра подъёма, из-за деревьев вынырнула Ольга и с остервенением принялась штурмовать сугроб.

- Хватит лыжных походов, всё! Буду сидеть дома и печь пирожки! – резануло мне по ушам ржавым скальпелем, я хотел поймать её на слове, но поймать не успел, в следующую секунду она пахала носом снег.

- Оль, тебе помочь? – спросил я, но вовремя заметил, с какой скоростью на её лице плавился снег.

- Не надо… Иди… - донёсся из сугроба сдавленный голос.

В этот вечер в наш словарный запас прочно вклинилось новое слово «Бирюльки», так я и Дима назвали это место, в честь анекдота, который рассказывать девушкам можно было только в тамбуре обратного поезда. Глядя на мои страдания, Инна предложила мне сделать маленький привал и натереть лыжи мазью, только она, к сожалению, замёрзла (в смысле мазь) и у меня ничего не получилось.

- Ваш лес…! Ваши лыжи…! И ваш снег…! – голос Бомбина доносился издалека и отрывками, но эмоциональная окраска чётко показывала состояние человека, группа которого в шестой раз потеряла дорогу. Лес окончательно проглотил нашу тропинку и теперь довольно темнел, посыпая мою голову перемёрзшим снегом. Место для стоянки нашла Инна. Все тут же принялись неуверенными и неумелыми движениями утаптывать место для палатки, под рваный ритм моего варгана вся группа построилась в кружок, и в считанные минуты снег под нашими ногами стал плотным. Палатку поставили быстро, но в это дело я решил не лезть, потому как стоял в стороне и выковыривал лёд из головы (Ольга после этого взяла с меня обещание, что я буду ходить только в шапке). По окончанию пути я почувствовал себя совершенно свободным человеком, так как все негативные эмоции, которые копились во мне долгое время, матерными воплями остались висеть в замёрзшем воздухе. Этим вечером природа впервые открыто заявила о себе и ударив кулаком по столу, показала, кто в доме хозяин. Костёр разжигали всем составом 4 часа, но сухие с виду дрова (берёза заваленная Бомбиным и мной) отказывались загораться. Не помогало ничего ни плекс и уротропин, ни мои суперспички - тух, подлец, и всё тут. В итоге жизнь огню дал я, ребёнок получился маленький, капризный и прожорливый, но в нашей ситуации даже это было результатом. Инна принесла огромную охапку хвороста, которую маленький костёр принялся натужно переваривать, запуская в мои и без того красные глаза новые порции едкого дыма. Пришла Ольга и, заявив, что всё нужно делать по теории, принялась шаманить. Я, сдав пост, ушёл вместе с Инной за дровами. Словно маленький трактор, она неслась передо мной и тропила дорогу, а я, шатаясь и чертыхаясь, шёл сзади. «Сушина!!!» - мелькнуло в моей голове, «дорога!!!» - подумала Инна. Удача была невероятная, мало того, что в ночном лесу мы умудрились напороться на сухую ёлку, так ещё и какая-то неведомая сила привела нас на тропинку, которую при свете дня мы отыскать не сумели. В этот момент в лагере вспыхнул костёр. Уже позже, за ужином, наблюдая за тем как негорючие дрова испаряются в жарком пламени, я размышлял, нашли бы мы дорогу, если бы капризный огонь загорелся бы сразу и не погнал бы нас в произвольном направлении за дровами. Героем вечера была признана Ольга, чьими неимоверными усилиями был выстрадан костёр, а следовательно и наш ужин. Катина раскладка пришлась мне по душе, так как впервые в походе я умудрился накушаться от пуза. Первый день подходил к концу, ожидая вечернего чая, те, кто остался около костра, завели беседу, а я сидел молча и просто наслаждался, просто жил. Языки пламени играли на ближайших деревьях, гоняя по безмолвному лесу темноту и холод, казалось, что за этими деревьями не осталось ничего, словно вся вселенная со своими проблемами и трудностями сжалась до размеров одного маленького и уютного мирка, нашего мирка. Шумя прибоем далёкого моря, в верхушках огромных деревьев разгуливал ветер, а они подняли свои ветви к небу и раскачиваясь, словно в призрачном танце, то открывали, то заслоняли тусклый свет одиноких звёзд на обрывках холодного северного неба. Мы подвели итоги дня, и выяснилось не мало странностей. Оказалось, что голоса слышал не я один. Ильдар, которого глючило вообще не по-детски, сообщил, что та же самая напасть терзала в своё время и его. Действительно, во всём, что с нами происходило, в этих нелепых совпадениях, прослеживался какой-то мистицизм, как будто с нами или нами кто-то играл. Словно кто-то пытался проверить нас на прочность, подкидывая всё новые и новые испытания. Однако наше с Ильдаром препарирование фактов и их запредельная интерпретация напугали девушек, потому нам строго настрого запретили болтать во всеуслышание о подобных вещах, дабы не деморализовывать личный состав. Нехотя, но со злорадными улыбками на лицах, мы отказались от своего вампирского кайфа. Разговор ушёл в русло запрещённых в походах компьютерных тем (запрещёнными так же считались «про футбол» и «про машины») и оборвался только в спальнике, куда нас загнала необходимость проснуться на следующий день. Меня, в качестве обогревателя, приватизировали Инна и Наташа, уже тогда стало понятно, что я попал и попал хорошо, на весь поход. В палатке тут же встала задача о расположении людей в спальниках, что-то типа этого.

Дано:

Спальники: 2 трюнделя и пеньтюх (в смысле 2 тройки и пятёрка)

Люди: Всего 11, но среди них DRNC TEAM в составе пяти человек включая «Термоядерный реактор» (он же «обогреватель», он же я)

Ограничения: DRNC команда должна спать вместе, Инна (не является членом беспокойной команды) и Наташа должны быть согреты «Термоядерным»

Найти:

Наиболее оптимальное расположение людей в спальниках для нормального сна и весёлого время препровождения команды DRNC.

Вопрос решался долго, но решился просто, беспокойная команда потеряла Ольгу, но приобрела новый талисман, Инну, и расположилась в спальнике пятёрке, который тут же был переименован в DRNC team sleeping place.

Глава3. Суть понятия или бирюльки ² (День второй)

Я остановился в проходе и выглянул наружу, то, что я там увидел, мне понравилось. Ночной снегопад накрыл место нашей стоянки толстым слоем ослепительно-пушистого снежного покрывала, обрекая некоторых участников начать археологические раскопки своих вещей, неосмотрительно оставленных на улице. Миша стал героем этого утра, сушина: найденная им, обеспечила нам сытный завтрак. Оля и Дима сидели и дышали дымом нового костра, с разведением которого почему-то не возникло никаких проблем. В общем, каждый делал своё дело с каким-то, свойственным, пожалуй, только для начала похода, энтузиазмом. Начинался новый день, неспешно ложась на карту планами новых километров, он торопил нас встать на лыжи и отправиться вперёд, к цели, понять которую дано не каждому.

Для начала мы умудрились потерять дорогу, которую нашли ночью. Я и Миха, по обыкновению вышедшие раньше всех, долго топтались между ёлок по запутанным следам и не могли взять в толк, куда же запропастилась тропинка. Группа быстро догнала нас, потому что волокуши, болтавшиеся за Михиной спиной, постоянно цеплялись за молодую поросль и сильно затрудняли движение. Инна, деловито посмотрев на карту и сверившись с компасом, отправила нас тропить по азимуту. На встречу нам, приветливо светило рыжее солнце, не смотря на то, что был полдень, оно, висело над горизонтом как-то по-утреннему низко, казалось, что нашего неоправданно долгого подъёма не было вовсе. Пробираться сквозь размашистые лапы молодых елей было достаточно затруднительно, вредные растения так и норовили сбросить нам на головы, налипшие на них сугробы, их оправдывала, пожалуй, только их красота. Скорость была очень маленькая, приходилось подолгу стоять, дожидаясь пока Лера отцепляет волокушу тропящего Михи от очередной коряги. Тогда за дело принялся я, не то чтобы скорость от этого сильно увеличилась, просто тогда мне хотелось идти, а если и останавливаться, то только по причине собственных затруднений. Бирюльки, говорил я за день до этого, теперь мне было попросту смешно, это был смех сквозь крупные капли пота, стекающие с моего носа. Только в моменты, когда лыжа заходит под, притаившуюся под снегом корягу и застревает там или проскальзывая на месте сводит на нет любые усилия даже на простом бугорке или, когда рюкзак цепляется за, согнувшуюся под тяжестью холодного пуха, ветку, и ты корячишься чтобы пролезть под ней, а она посыпает тебя снегом, вот только тогда начинаешь понимать истинное значение понятия «бирюльки». Повторяя его словно зловещее заклинание, ты вновь и вновь скользишь под горку на которую так долго поднимался и проклинаешь пластиковые лыжи, которые скользят назад также хорошо как и вперёд, проклинаешь эти коряги, этот снег, этот лес… Чёрт, так рождается ярость, неоправданная и неуместная, она словно гигантская змея разматывается внутри и принимается тебя душить, мутя своим огненным ядом рассудок, преподнося новые силы на осуществление, глупых, поставленных сгоряча, целей. В этот день я ругался гораздо больше, чем в предыдущий, но только всё больше про себя, потому как матерные выкрики сбивали дыхание, это было гуманнее по отношению к остальным, но страшнее для меня самого, так как негативные эмоции не находя выхода обильно запасались внутри. Инна шла за мной, видела и, наверное понимала, моё состояние, потому и воспринимала спокойно, тон, которым я запрашивал у неё направление. Огромные валуны, которые мы обошли стороной, являлись верным признаком того, что мы находились на ветряном поясе, только вот более точная информация относительного нашего место положения растаяла между деревьев вместе с просекой. Спустя несколько часов мы вышли на болото, границы которого окаймляли сверхплотные заросли молодняка, непреодолимой стеной вставшего на нашем дальнейшем пути. Было решено сделать привал и перекус, но я, как будто бы по инерции, сбросив рюкзак, продолжил движение, вслед за Димой и Инной, которые отправились на разведку. Заросли отделяли нас от гигантского оврага, вдоль по которому мы и продолжили движение после сытного перекуса. За непродолжительным спуском последовал длительный и изнуряющий подъём, который и доконал во мне остатки сил, припасённых на этот день. Как-то неожиданно наступила ночь, странно, а ведь я так и не дождался сегодня дня, вслед за утром пришёл вечер, а день так и не случился, обычный ход событий, казалось, просто исключил его из необходимого списка за ненадобностью. Раненое солнце так и не поднялось на привычную для наших широт высоту, оно всего лишь прокатилось вдоль горизонта и спряталось в, налившейся кровавым блеском туче, где вскоре и затухло. Мы разбили лагерь и приготовили ужин, благо дров было предостаточно. Я и Миша завалили и разделали две огромные ели, которых с лихвой хватило и на завтрашний день. Кстати, с того самого вечера я и стал называть его Бобром. Костры теперь разводила только Оля и меня, как медика похода сильно беспокоило состояние её глаз. От постоянного пребывания в клубах дыма глаза становились красными и слезились, но к счастью до следующей готовки это проходило.

Этот день был самым неудачным во всём походе, количество ходовых часов и пройденных километров упорно стремилось к нулю, преимущество в пол дня, с которым мы обгоняли график, улетучилось словно дым, но это нас не сильно огорчило, так как мы знали, что шанс наверстать упущенное нам ещё представится.

Глава4. Победа неизвестной высоты. (День третий)

Последний день января начался для нас неплохо. Мы проспали на два часа из-за того, что сотовый Ильдара оказался сбит (хе-хе да здравствует саботаж). Когда же он наконец зазвонил, мне показалось, что услышал это только я, потому что остальная группа не подавала признаков жизни. Интереснейшая идея пришла в мою, а как выяснилось позже и не только в мою, голову, полежать ещё минуток 15 и разбудить всю группу. Но хитрые туристы всё прекрасно слышали и в надежде, что все остальные спят, провалялись в полной тишине ещё пять минут и только после этого начали шевелиться (хе-хе да здравствует заговор). Погода обещала радовать нас весь день, в чём мы вскоре и убедились, едва первые сто метров лыжни скрылись за спиной. На заснеженной красоте гигантских елей искрились яркие солнечные лучики, оживляя и без того реалистичные и причудливые очертания мифических созданий, с которыми я, не переставая, отождествлял созданные природой красоты. На первом привале, от переизбытка сил и хорошего настроения полез вместе с Бобром на заснеженный валун, однако на то чтобы съехать оттуда не хватило дури ни у меня ни у него. Вскоре, когда острые пики елей, лениво расступились, мы вышли на болото. В вашем представлении наверняка возникло, что-то тёмное зловонное, предвещающее жуткую погибель, однако, скажу я вам, зрелища красивее я не видел давно. Огромные заснеженные пространства, залитые солнечным светом и причудливыми тенями от, стоящих вокруг, редких сухих, но неизменно покрытых снежным одеянием, деревьев. Ровная поверхность позволила реализовать все преимущества моих пластиковых лыж, и я, словно собака на долгожданной прогулке, носился по искрящимся просторам. Мне ничего не стоило отстать от группы, в очередной раз доставая видеокамеру, а затем пробежаться до ведущего колонны и перегнать его, в общем халтурил в своё удовольствие. На первом привале более опытные участники обосновали причины того, что место нашей стоянки было в лесу а не на, богатом дровами и свободным местом болоте, не очень радужной перспективой проплавиться вместе с костром на несколько метров вниз и утонуть в зыбкой топи. В спокойной обстановке Инна и Дима посмотрели на карту и сориентировались на местности, результатом этих нехитрых манипуляций с компасом и картой явилось мнение, что тут мы должны были проходить день назад, а дорога, просторная, широкая, идущая под уклон, дорога, которую я тропил в первый день, являлась единственно-верной. Я, катавшийся неподалёку, когда услышал эту новость, направил свою энергию в русло разрушения и принялся голыми руками валить ближайшую сушину, но вида, что выпадаю в осадок, по моему, не подал. Однако эта версия не сумела перенести пейзажа, что открылся нам после небольшого пролесочка, и треснув пополам, отпала как нереальная. Инна вновь уселась за карту, а Дима и Ильдар отправились на разведку вдоль небольшой речушки, что мы миновали. Пейзаж потряс и меня. Озеро это было или поле, меня не волновало, важным было то, что тут не было деревьев, а был только снег, освещённый косыми, рыжими, скользящими по его тонкой ледяной корке, лучами. Границы этого великолепия выглядывали из-за горизонта размытыми тенями далёких деревьев и неосязаемо растворялись в лёгкой дымке, раздвигая по сторонам вездесущий лес. По нетронутой белой глади, что расползлась у нас под ногами на многие километры, гулял лёгкий ветерок, казалось, других гостей, это одинокое место не видело многие годы, поэтому нас с уверенностью можно было назвать чуть ли не первопроходцами. Речка была принята к сведению, а новых мнений, по поводу нашего местоположения не поступало. Ильдар рассказал, что в процессе разведки чуть не утонул, однако ему не удалось даже промочить ботинок. Километры замелькали под ногами, так же незаметно, как и время на них затраченное. Шлось удивительно легко, я даже не заметил, как первые кустики стали выскакивать на мою лыжню. У Инны было о чём подумать, она занятая картой шла, где-то сзади. Мы устроили привал, потому как, наш путь уходил прямо в огромную гору, забираться на которую не было никакого желания. Идти к этой возвышенности нам всё-таки пришлось, только это была какая-то неправильная возвышенность, сколько бы мы ни шли к ней, она всё не начиналась. На обеде ко мне обратилась Катя, она вдруг с ужасом обнаружила, что не чувствует ноги. Я подумал, что нога просто замлела, и решил не заставлять её разуваться и сообщить мне об ощущениях на следующем привале, но под давлением общественности пришлось начать более тщательный осмотр. Однако едва верхняя затяжка бахилины растянулась, как ощущения вновь хлынули в ногу вместе с перекрытой кровью и покалываниями, моя помощь не пригодилась. Куда-то исчезло солнце, под шумок, оно просто слиняло со своей высоты, оставив нам только тучки. Между верхушек елей, закрывших гору, замаячила луна, а мы всё шли, шли и шли. Наконец стемнело настолько, что пришлось надеть налобники. Всем составом мы вывалились на просеку, где можно было хоть сколько-нибудь сориентироваться, но горы впереди не было, к своей радости и ужасу, мы обнаружили, что взяли гору и сейчас стоим на её вершине. Обрадованный я готов был идти дальше, но дальше никто не пошёл, уже позже вечером, ко мне пришли Наташа и Катя с переутомлением. Как-то неудобно получилось, что я не заметил, как тяжело было девушкам. Место для ночлега приготовили быстро. Девушек тут же накормили необходимыми медикаментами, уложили в спальники и согрели. Проклятая мистика вновь начала просачиваться из всех щелей. Закрытая тучами, луна, ярко освещала снег ночного леса. С дровами проблем не было, но не загоралась ни одна зажигалка, а затем отказался загораться плекс (!). На наших устах лежала печать запрета, но без девушек мы разговаривали спокойно. Ильдар создал свою теорию, согласно которой, нас проверяют на прочность через день, первый и третий (этот), уже проявился, а вот в на пятый нас вообще должно было в фарш покрошить. Диман рассказал мне, что когда он отошёл от лагеря, его фонарь, до этого не разу не отказывавший вдруг закапризничал и потух. Только тогда он заметил, что всё в лесу освещено тусклым лунным светом, несмотря на то, что луна была закрыта тучами вот уже несколько минут. Ему показалось, что в лагере кто-то закричал, и он вернулся обратно. Мистическая атмосфера вновь сгустилась и пропала только тогда, когда загорелся костёр и к ней ослаб интерес. Идея Димы принести кан с чаем в палатку изначально мне, лежащему в спальнике, понравилась, но когда палатка наполнилась паром я понял, что что-то не так. Эта ночь была самой ужасной за весь поход. Пар тут же осел на сводах нашего шатра, там и замёрз. Ночью разыгрался страшный ветер и каждый его порыв, ударяясь о стенки, заставлял маленькие кристаллики льда осыпаться нам на лица подобно снегу. Это случалось нечасто, за время передышки можно было уснуть, но ледяной душ тут же заставлял вернуться из мира грёз в ледяную палатку, превращая сны в, нарезанные на монтажном столе, обрывки фильма ужасов. У меня даже рефлекс появился, когда я сквозь сон слышал, как в ближайших деревьях начинает шуметь очередной порыв ветра, я нырял в спальник с головой, а затем выныривал, чтобы в него не дышать и так всю ночь.

Глава5. Шуйгора или триумф заблуждающихся (День четвёртый).

Подъём опять проспали, хотя встали очень рано. К тому времени, когда я вылез из спальника, Инна и Дима уже уехали на разведку. Вставать мне сегодня не хотелось совсем. Но достав из под головы, приспособленную под подушку, мокрую куртку, я наконец оделся. Надо сказать, с моей верхней одеждой происходили жуткие вещи, от выделяемого мною тепла снег, падавший на куртку, медленно плавился, и оставался во внешних слоях в виде льда, это никак не влияло на теплоизоляцию, но по ночам этот лёд плавился. Каждое утро я обнаруживал у себя под головой мокрую одежду, просушить которую не удавалось, потому, как хватало и пяти минут на улице, чтобы влага вновь превратилась в лёд, проклятый круг замыкался. Тут важно было преодолеть первые мгновения и несмотря на дискомфорт одеться и вылезти на улицу. Снаружи было лучше. Розовые отблески рассвета, матовым свечением заливали небо над заснеженным безмолвием елей. Тишина и безмятежное спокойствие лесного сна осталось тут, после того, как ушёл ветер, а он ушёл внезапно, просто прекратился и всё. В костровой яме, около маленького шалашика из щепочек я обнаружил Ольгу, тщетно пытающуюся совершить поджог этого нехитрого сооружения. Позамёрзли все зажигалки, плекс и даже состав суперспичек превратился во что-то обламывающе-негорючее. Яростные порывы ветра, кратковременными очередями из-за деревьев, словно издеваясь над замёрзшими пальцами, задували каждую зажженную спичку. Было принято решение развести огонь в печке в палатке, а затем уже перенести его в костровую яму. На мой взгляд это было логичным ещё и потому, что мне до жути хотелось испробовать в действии свою печку, которая до сих пор ехала у меня в рюкзаке мёртвым грузом. Но Бобёр заявил, что разожжет костёр и без этого, пришлось с ним поспорить. Договорились, что если у него не получится, он съест кусочек полена, обтёсанный специально для печки до размеров щепки, а если же всё-таки получится, то его съем я. Эту щепку я специально воткнул в центральный кол, дожидаясь заветной минуты, когда, Бобёр придёт и скажет, что у него ничего не получилось. Но он не пришёл, больше того на улице повысилась температура и этому гаду каким-то образом удалось отогреть плекс. Огонь загорелся. Я с ужасом покосился на щепку, в самых неприятных красках представляя как буду ей хрустеть, судорожно решая, как бы её так приготовить, чтобы скрасить процесс поедания. На зуб эта палка была твёрдая и невкусная, но добрячок Миша меня простил избавив от неприятной трапезы (зря, я бы его прощать не стал, хотя и помог бы в выборе приправы, потому что добрый =D). Зато удалось испытать печку, но надо сказать не без риска для здоровья. Палатка, бьющаяся в конвульсиях, от порывов ветра, дёргала в разные стороны отверстие печной трубы, отчего, раскалившаяся до красна, печка принялась кататься по лавинному листу на своих тоненьких ножках, причём только за эти ножки её и можно было удержать. Достаточно неприятное занятие, если учесть, что у раскалённой печки, слишком горячий темперамент для её относительно маленького веса, будучи запущена один раз она становилось совершенно неуправляемой, до тех пор пока она не остывала, с ней совершенно невозможно было что-либо сделать, кроме как подложить новую порцию дров. О том чтобы вынести её из палатки не могло быть и речи, перчатки мгновенно оплавлялись на рках. Потом ещё была целая куча случаев, когда кто-нибудь по неосторожности прожигал о печку свою одежду, но ожогов к счастью не получил никто. Нарастало беспокойство об Инне и Диме, уж больно затянулась их вылазка. Я, как медик, решил на всякий случай организовать и возглавить группу поиска, но едва я начал необходимые приготовления, как они вернулись. Озадаченные и удручённые они принесли с собой решение встать на днёвку, информации относительно нашего местоположения так и не прибавилось. На лицах читалось только недоумение, разговаривали мало. Вскоре их можно было найти в палатке, согнувшимися над картой. Днёвка мероприятие хорошее, но требующее удвоенного количества ресурсов. Снабжать всех дровами опять пришлось мне и Бобру. Только с самого начала, процесс завала деревьев как-то не задался. По близости осталось только три сушины и все они стояли вплотную вокруг живой ёлочки, и цепляясь за её, искривлённые положением, ветви не желали падать даже когда мы с пеной у рта перерубили их стволы. Моя сушина с победным треском рухнула в снег, а Михина упала только после того, как он на неё залез, но этого шоу я, к сожалению, не увидел. Наши стратеги затребовали больше информации поэтому была организована вторая ДРГ (дальняя разведывательная группа) в состав которой вошли я и Ильдар.

Следующие 2 часа и следующие 7 километров, которые мы буквально пробежали, я работал бульдозером, а Ильдар штурманом и мы были довольными бульдозером и штурманом, потому как все ориентиры, которые мы нашли, чётко легли на карту. Вдруг стало понятно, почему постоянно дул ветер, оказалось, что наш лагерь стоял на самой высокой точке этой местности, Шуй горе, на которую мы сдуру запилили днём раньше. В лагере все только диву дались, насколько мы отклонились от маршрута, но это было неважно потому, что легко поправимо. Вечером ещё раз растопили печку и на крышке от кана пожарили шкварочки, а потом ещё и мясо с лучком. Настроение у всех было превосходное, весело было вечером…

Глава6. Чрезвычайное положение. (День пятый).

Утром, часов в 6, когда проклятая Ильдарова шарманка начала пиликать (примечание на будущее регулярно менять мелодию звонка, не знаю как у остальных, а у меня башню сносит), ещё не проснувшаяся Инна начала меня щекотать (с закрытыми глазами и на ощупь). Когда я ей сказал, что будить меня не надо, потому что я совершенно проснулся и посоветовал саморазбудится, она почему-то вырубилась. Прошло ещё пять минут ожидания, прежде чем моё сознание отключилось ещё на 1 час. Встали в 9 часов. Расслабленный после днёвки народ собирался неохотно и медленно. Чтобы не терять времени, я и Ильдар отправились тропить. Обозначенная на карте дорога грезилась нам через 3 километра. Прекрасное настроение вспыхнуло, словно искра на освещённом восходящим солнцем снеге. Не раз мы выходили на небольшие полянки, уставленные немыми снежными истуканами, которые природа слепила из снега, дерева и солнечного света в попытке изобразить героев из забытых мифов древности. И вдруг всё это великолепие померкло и потеряло для меня все черты романтизма, словно холодным душем меня обдала реальность. Всё рухнуло в одно мгновение, ну не рухнуло, так дало трещину. Под ногами была речка - надёжный ориентир, способный помочь в определении местоположения, и показывал этот проклятый ручей с затхлой водой и гнилыми листьями депрессивных цветов на дне, что всё то чему мы так радовались вчера, не более чем недоказанное предположение. Не должно было тут её быть. Изначально мы утешили себя тем, что у нас старая карта, но вскоре, километров через 5, когда не появилась дорога, наша уверенность в завтрашнем дне растаяла и утекла сквозь пальцы. Мы нашли непонятную просеку и решили вернуться. Чтобы не деморализовать команду, истинное положение вещей мы рассказали только Инне и Диме, остальным просто сказали, что нашли просу ведущую на дорогу, как же нам самим хотелось в это поверить, но прекрасно знали, что никакой дороги там нет и быть не может. Когда лучистый след разворачивающихся лыж завершил нашу тропу, пришло время думать Инне. Мы пошли на восток и ещё долго ехали по лесу, судорожно ища просвет просеки в макушках деревьев. Солнце, как обычно, в ускоренном темпе завершило свой путь по небу и с размаха шлёпнулось прямо на горизонт, где и раскололось на тысячу мельчайших осколков света, которые оранжево-красными крупицами рассеялись в фиолетовом холоде северного неба. Горизонт ещё немного погорел в сумеречном пламени звёздной пыли и затух, как затухают угли ночного костра. Когда начало темнеть, и Миша уехал от группы вниз по склону, был объявлен перекус. Долго он ещё злился и пыхтел там внизу, но в итоге ему пришлось подняться к нам, потому что спускать ему еду не хотелось никому. Над лесом лениво повис бледный диск луны, до того момента, когда его можно будет назвать полным, осталось не так уж и долго, но уже сейчас он светил так, что искусственное освещение налобников растворялось в его серебристых лучах. Инна тропила прямиком на луну, так как этот ориентир должен был совпадать с правильным направлением ещё несколько часов. Я шёл вторым и чтобы развлечь себя и окружающих орал песни, задыхаясь и взахлёб, но всё же получалось неплохо. Когда силы дыхалки подходили к концу я замолкал, и слушая как поёт Миша, поднимал голову вверх, наблюдая, как в тёмно-фиолетовом небе серебристым мелком выхлопов, чертят свой курс самолёты, в них тоже были люди, и они наверное уже спали. Спали… А мы всё шли и шли, не в силах признаться себе, что физическое переутомление уже давно стоит у границы возможностей наших тел. Мы ещё надеялись увидеть за поворотом дорогу, сейчас это кажется даже немного смешным. Мы потерялись окончательно и отставали от графика уже на 2 дня. Я ждал этой меры и она, как по мановению волшебной палочки, была озвучена Диманом. По сути, после его речи мы все поняли, что теперь будем действовать в условиях чрезвычайного положения. Все кто не относился к числу дежурных в полунасильственным образом были уложены в спальники, под угрозой раннего подъёма. А я сидел около костра и уже жалел, что вызвался дежурным на сегодня и завтра. Когда порвался костровой тросик, и половина воды вылилась в костёр, меня прошибло холодным потом. Узел на стропе троса был завязан моей рукой, но к счастью этот косяк не лёг на мои плечи, потому как стропа лопнула совсем с другой стороны. Услышал, как Ольга ругается матом, офигел. Она устала, да и я устал, все мы устали, как морально так и физически. Своды палатки сотрясались от мелких склок, ругались с Ильдаром по поводу продуктов, ругались, а точнее просто бухтели, ещё по какому-то поводу, но через несколько минут всё стиралось в памяти. Сейчас я могу вспомнить об этом только потому, что вёл этот дневник.

Глава7. Испытание (День шестой).

- Ну а что дальше-то было, ты чё замолчал-то? – он сидел на стуле напротив меня и не переставая помешивал уже давно остывший чай. Его печальные глаза смотрели куда-то вдаль, за окно в одну, ведомую только ему точку. Да и вопросы он задавал как-то, с неохотой что ли, просто потому, что надо было что-то сказать. Порой мне даже казалось, что на кухне я сижу один.

- Что, дружок, пасмурная картина получилась?

- А, чево!!? – оживился он, и словно очнувшись от какого-то оцепенения, принялся ворочать головой в разные стороны, смотря всё больше на часы.

- Не очень радужное повествование получилось, да? На самом деле это было вовсе не так уж и мрачно, как кажется. Что-то в этом есть, лес, группа и никого больше на многие десятки километров вокруг. Ой, ну что-то я опять куда-то не туда… Ладно продолжу, а ты уж там сам для себя решай. Ну так вот, короче, как обычно вечерние планы по утренней разведке, когда дело дошло до их воплощения, показались Инке и Диману не такими уж и необходимыми. Как по традиции встали позже чем хотели, хотя и в семь часов, а это знаешь ли рано по моим меркам. Снаружи фигово, пасмурно, вот это меня начало заедать с самого утра, не люблю я когда… хотя ты сам знаешь. А дальше чё, лыжи, рюкзаки и попёхали. Наткнулись на какую-то речку, пытались переидти по брёвнам на лыжах, стрёмно было, хотя всё-таки нам удалось, никто даже не свалился. Вышли на какое-то болото, огроменное. А я, слышь, сначала даже обрадовался, такое огромное болото на карте только одно, ну думаю всё, откопались, не там, в другой совсем заднице, но откопались, славно. Диман говорит, что всё, ещё один перевал и дорога, а там по дороге немного и деревня с магазином, кайф. Магазин, ты представляешь, после леса, я тропил и смаковал, думаю ворвусь туда, а в ксивнике ещё штукарь валяется, сока хотелось вишнёвого, просто вилы, ничего больше так не хотелось как вишнёвого сока. Болото здоровое, шли долго, Наташка тропить вырвалась, я за ней, а за мной Бобёр с компасом, Инна где-то сзади. А я чувствую отклоняемся в право, кстати на восток тогда пёрли, строго на восток по азимуту, думаю непорядок. Бобёр, говорю, чего молчишь, зараза. Сам достал свой компас, гляжу, правда, немного ушли, но не страшно, равнина всё-таки, а не лес. Наташке кричу, мол, Балалаечка моя, я её Балалаечкой называл, поверни-ка децл влево. Она возьми и ухни градусов на 45, думаю ладно, будем работать. Попросил повернуть чуть чуть обратно в право в результате встали на прежний курс. Тогда-то и родилась байка, что Наташка может поворачивать только на 60 градусов. Диман на привале орёт, почему трасса в виде зигзагов, а сижу себе смеюсь в тряпочку. Наконец болото кончилось, лесочек, какой-то начался, славно, глючу, что, вон там за кустами и дорога. А хрен там, а не дорога. Выглядываю, ё моё, а там болото ещё больше прежнего, ну думаю хана. Достали карту, обосновали. Опять переместили себя подальше от дороги и успокоились. А Диман опять своё, один переход, говорит, до дороги остался. Ну поверил, прёмся дальше. Ветер ещё такой злющий поднялся, по земле снежной пылью так и стелется. Пора привалу, а нельзя. На ветру хрен остановишься, пришлось пропёхать болото насквозь и свалиться в ещё одном пролесочке. Вылазим опять из-за пролесочка, а там опять оно, болото проклятущее. Ну думаю, ладно ещё одно, плевать, подать его сюда, ща я его по всякому буду. Олька идёт за мной песенки про динозавриков поёт. Прошли, заторчали, но прошли, падаем в лесу, глубокий лес такой, на пролесок не похоже, я рад, опять дорогой глючу. Перекус у нас там был. А а а, да, чуть не забыл, тема была. Решил я отойти в сторонку, типа подумать, ну оглянулся, крутанулся и ушёл. Возвращаюсь, собрались – пошли, смотрю Бобёр на мою техническую тропу выруливает. Я ему ору куда, мог, попёр это ж «ТТ», а он мне компас показывает, тут я в осадок и выпал. Оказывается, что я без компаса пропёрся метров 50 в точном направлении и испоганил тропинку. Ну это всё фигня, деревья опять кончаются, а там так его растактак, опять болото. Тут у меня чердак и заскрипел. Достали карту, обосновать не можем. Нервы у всех на пределе, да ещё и темнеть начало. Ещё болото прошли и ещё пролесок, а там опять… До комичного уже, прошли чёрти сколько, казалось бы, по логике, находимся на большом болоте видим на карте большое болото, а мы совсем в другом месте. Во дела, да ещё и устали все как собаки, я тоже устал, не столько физически, как морально, ох тут меня запресовало и тут такая обида взяла, непонятно на что. Ну думаю ща разнос будет, пока ещё не знаю кому, но будет. Начинаю ругаться матом, вовремя меня Наташка маленькая остановила, вовремя, успокоился вроде, башкой начал думать. Да замечаю не один только я срываться начинаю, все, каждый по-своему страдает. А я о завтрашнем дне думаю, представил, что тоже самое будет, ох как фигово стало. Темно стало «как у негра где..», я же говорил, что вес день пасмурный, поэтому сразу, резко так, хлоп, и темень. И вдруг меня как кольнёт, дорога!!! Я полный вперёд, смотрю Диман мне показывает ровный спил дерева. Всё думаю пришли, ан нет хрен там, не дорога это, похоже было на старую тракторку (ответвление от основной дороги), но не было ей. А мне тогда похрену стало, я вдруг принялся верить, что это тракторка и никто меня переубедить не смог, потому, что если бы это была не она, то на завтра я бы, наверное, не встал. Тут Инка говорит ищи, Андрюха, место для стоянки, а я уже тогда устал на самом деле порядочно, но всё равно запилил куда-то в лес, нашёл сушину, завалился на рюкзак и валялся там, сколько не помню, но ругался на всех, кто пытался поднять. Потом пошёл пилить деревья. Пытался пошутить с Диманом на предмет съехавшей башни, начал пороть чё-то про голубое эскимо, он кажись купился, да так конкретно, что у меня отпало желание шутить. У Наташки и Катьки опять переутом, они опять ко мне, колёс нам, говорят, выдай, да таких, чтобы усталость прошла. А я чё могу сделать, нет у меня колёс таких, вся аптека от чего-то серьёзного, а о таких мелочах я не парился, видимо зря, привык дурак такие дела временем лечить. Усталость накопленная в участниках подошла к точке кипения и у всех дружно съехала крыша. Начали скандалить из-за каких-то орехов, пришлось ворваться в зиму и самому немного пошуметь. Вроде успокоились и больше не ругались. Посидели с Диманом и Олькой у костра пожарили мясо с приправой, получилась ваще нямняшка. Инка попыталась достать из моего КЛМНшника миску, а она возьми и выскочи оттуда и как даст ей по носу. Ну вообщем….

- Эй ты с кем там разговариваешь! – прозвучал из спальни сонный голос сестры.

- Да так не с кем, хе-хе…. Ща чай допью и спать, всё, всё, спать. – стрелки часов застыли на отметке трёх часов ночи.

Глава8. Дорога!!! (День седьмой)

Снаружи опять пасмурная неопределённость, настроения никакого. Сломалось наше солнышко, когда упало на горизонт ещё позавчера. Принялись делить замёрзшие сырки топором, поделили, но криво. У Бобра и Димана по какой-то причине уменьшились в размерах рюкзаки, хотя вес остался тот же самый. Основная часть группы очень быстро собралась и уехала в лес, я бросился вдогонку, но видимо слишком поздно. Хитрая группа оставила за собой достаточно кривую тропу со множеством ответвлений, вероятно они были разведывательными, но я чуть не заблудился. Однако вскоре безумные тропящие поняли свою ошибку, и рядом с боковыми дорожками я стал замечать, как расползаются на снегу кривые стрелки указателей, наспех нарисованные лыжными палками. Я быстро догнал их, но высказать ничего не успел… Дорога!!! Это был экстаз помешанный на щенячьем восторге, абсолютная определённость и уверенность, ледяное спокойствие. Я взлетел на достаточно крутую насыпь, и сбросив свой рюкзак на укатанную и слегка присыпанную снегом, надёжную гладь дороги смаковал общий эмоциональный подъём. После небольшого привала мы рванули вперёд по дороге. Преимущество пластиковых лыж наконец-то реализовалось и пройденными километрами начало душить усталость натруженных ног. Я и Миша были далеко впереди, когда в боковом ответвлении дороги испуганно сверкнули из-за деревьев габаритные огни застрявшего лесовоза. Сбросив рюкзаки, мы ринулись к нему. Бобёр разогнался и просто скользил, но я вспомнив, что совершенно не умею тормозить, не давал моим пластиковым коням разгоняться. Из-под железного чудища выскочила маленькая собачка, я и глазом не успел моргнуть, как она облаяла и укусила Мишу за штанину. Только после этого водитель открыл дверцу и поманил смелое животное к себе в кабину. Собачка, проявив чудеса прыгучести, сделала всего два скачка и оказалась на уютном сидении кабины, откуда принялась рычать и гавкать. Заросший и грязный лесовоз начал разговаривать с Мишей, именно в этот момент я, подвергаясь силе земного притяжения, прокатился мимо, пытаясь затормозить. Опять повезло. Водитель сообщил, что четырёх часовой автобус на который мы опоздали, застрял где-то по дороге и скоро должен будет придти, словно награда за пройденное вчера испытание. Группа уже собралась наверху и была крайне рада открывшейся перспективе, сбросить с плеч предстоящие двадцать километров дороги, план прохождения которых словно снег налип на наши лыжи. Я освободился от креплений и попытался пройтись. К моему удивлению я обнаружил, что практически разучился ходить! Непонятной прыгающей походкой я сделал несколько шагов вокруг группы и поспешил сесть на рюкзак, ошарашенный и слегка огорчённый. Если задуматься, то в течении всех этих дней я даже походить не мог нормально, в траншеях наших лагерей передвигаешься огромными шагами и следить за тем как ходишь не приходится. Пока я раздумывал, некое подобие автобуса неспешно подкатило к нашей группе. И едва остановилось, как мы молниеносно заскочили внутрь и придавленные собственными вещами расположились на жёстких сидениях в компании с малоразговорчивыми лесорубами. Под потолком, кажется, была какая-то лампочка, только светила она не ярче свечки. Именно при таком освещении можно было понять или хотя бы представить всю сложность положения и работы этих людей. Свет тусклой дежурной лампы высекал из их небритых лиц и тёмных поношенных спецовок только усталость, растворяющуюся в дыме крепких папирос. Я и Бобёр затеяли громкий разговор о видеокамерах и не заметили как за окнами, в темноте один за другим начали зажигаться огни деревеньки. Водитель запросил с нас на удивление много в результате чего наши ксивники облегчились ещё на 400 рублей. Первым делом осмотрелись и нашли магазин. Импровизированные коридоры небольшого домика, в прошлом жилого, заполнились шумными туристами. Каждый накупил себе всего, что считал нужным. Пытались расспросить на счёт ночлега, но молоденькая продавщица ничем не смогла помочь. Ночлег мы пытались найти ещё и в местной комендатуре - просторном холодном здании с многочисленными печками и облупившимися дверями. Но оттуда нас послали, не в смысле…, а к домику бухгалтера (налево, направо, до конца улицы, направо, направо….) за разрешением. Когда мы вернулись, я краем глаза заметил, что то тут то там из темноты появляются какие-то дети и ходят кругами вокруг наших позиций. А в это время Инна и Дима уже приняли решение. Понравилось оно не всем, даже скажу больше, оно никому не понравилось и встретило только молчаливый протест каждого. Мы должны были уйти из деревни. Хотя все прекрасно замечали, ставший уже очевидным факт, что нам тут не рады, но… Мы так долго шли до этого места в надежде отдохнуть, мечтали переночевать в домике вместо холодной палатки. Да к тому же ещё и продавщица подошла к нам и предложила помощь, но всё уже было решено, мы шли к речке и ночевали там. Диман остановил местного работягу, идущего по дороге с амплитудой синусоиды, ответ о местоположении речки насторожил ещё больше. Мы ушли из деревни, словно сами себя выбили с высоты, которую заняли с непомерным трудом. Перед нами словно останавливая нас промчался в серебряной снежной пыли товарный поезд. Я почувствовал, что в команде снова забегали искорки напряжения. Прошли достаточно далеко и принялись перестраховываться, чтобы местные, жадные до засвеченных нами денег, шпанюки не пришли пинать нас ногами. По настоянию Димана, говорили почти шёпотом, сначала, но во всяком случае потом тоже не кричали. Дрова мне пришлось рубить тихим методом, то есть одним топором, не очень приятное занятие, если учесть, что топор очень лёгкий и маленький, а деревья сучковатые. Зато вечером у костра был настоящий пир, веселились и болтали. Таких вкусных продуктов мы не ели уже казалось целую вечность. А вишнёвый компот, которого мне достался только один большой глоток, вообще погрузил меня в нирвану. Когда у костра остались только я, Ольга, Бобёр и, в эпизодах, Диман, добрая воспитательница Инна попыталась загнать нас спать, прям как в старые добрые детсадовские времена. У неё ничего не получилось, её громкие заявления из палатки воспринимались общим негодованием, местами даже с агрессией. Спать пошли, когда надоело сидеть, и кончились дрова. В палатке было теснее обычного, потому что все без исключения вещи сегодня в целях безопасности затащили в палатку. Эту ночь я переночевал с топором под подушкой.

Глава9. Оттепель – смерть лыжника. (День восьмой).

Когда мы проснулись, то с самого начала стало понятно, что этот день не сулит нам ничего хорошего. Снег под ногами прекрасно лепился, а температура была близкой к нулю. То, что это условие полностью исключает использование наших лыж мы поняли позже, а упрямый я так вообще позже всех. Подлип случался практически мгновенно, несмотря на использование различных мазей. Миша начал тропить ногами, воткнув свои лыжи в рюкзак. Издалека его можно было принять за рогатого жука, вставшего на задние лапы. Вскоре все последовали его примеру, но только не я. Мазь на некоторое время внушила мне уверенность, что я обгоню всех, потому что я обогнал всех и ушёл далеко вперёд. Но вскоре я понял, что подлип случается не только под лыжей, но и на лыже, несколько километров, прежде чем выбиться из сил я всё-таки протащил на ногах несколько лишних килограмм. Последней каплей было то, что Миша меня догнал. Я связал лыжи шнуром и потащил на руках. На следующем привале меня догрузили волокушами уставшего Ильдара, и вот тогда я снова вспомнил про бирюльки. Тащить волокуши было занятием не из приятных, к большому весу добавлялось ещё-то, что начала отваливаться спина. Я с удовольствием променял это занятие на тропёжку по колено в снегу, а торпёжку по колену в снегу я ненавидел больше всего. Устал я как 3 собаки, но Мише пришлось тоже не сладко, а он неплохо ругается, ведь может же когда захочет. На последнем привале перед ночёвкой все сидели и нервно хохотали. Наташа непонятно для чего попросила меня запомнить этот привал, я его запомнил, о чём сейчас и пишу. За этот день все промокли насквозь, поэтому вечером опять топили печку. Я и Инна забились в палатку, и чтобы не пропадало тепло, принялись жарить мясо на шкварочках. При этом повсюду были развешены наши сырые вещи. Я переоделся в сухое и стал счастлив. Бобёр, начал вредничать на счёт кетчупа, чем сильно обидел Наташу. Так закончился этот день, погода перепутала нам все планы, а так сегодня мы должны были быть уже на Белом море.

Глава10. Белое море (День девятый).

Больное солнце впервые за два дня вылезло на небо, это радовало практически так же как и наступившее похолодание (вот уж никогда не думал, что буду так радоваться лишним десяти градусам ниже нуля =)). Мы продолжили свой путь вдоль речки, но уже на лыжах. Километры, оставшиеся до моря сгорали, словно калории нашего завтрака, состоящего из раскладки и остатков продуктов, купленных в деревне. Давно меня так не радовала погода, а дорога, после вчерашнего кошмара, казалась намазанной маслом, хотя оттепель не прошла бесследно. Инна и Миша умудрились поссориться, правда в одностороннем порядке, да и так, что никто этого даже не понял, когда они успели. Наткнулись на следы Фролова и Герова, проходивших тут до нас, по крайней мере нам так показалось. Я совершил попытку сделать финт ушами и привязать к отверстиям на мысах лыж верёвку. Тропить стало легче на порядок, но едва мы вышли на неглубокий снег, я понял, что ехать с таким девайсом нежелательно и неудобно. Бобёр тоже отличился, забыв, что лучшее это враг хорошего, он попытался облегчить себе, да и всем остальным, жизнь поэтому он и полез в речку. Надежды на твёрдый лёд не оправдались, единственное, что из этого вышло - подлип, который ему пришлось обивать на следующем привале. Деревня возвестила о своём приближении неаккуратнами (кривыми) стогами с сеном и крышами деревянных срубов на пригорке. Первым впечатлением было то, что посёлок абсолютно необитаем, это даже скорее не результат наблюдения домов с забитыми окнами, а личные выводы. Ну как тут можно было жить? Глушь несусветная. Однако из некоторых домиков посмотреть на нас вылезли старушки с отвратительной дикцией. Домов было достаточно много, очень старых домов ещё царёвых времён. Они мне очень понравились своей деревянной архитектурой и странными дверьми в стенах под самыми крышами, назначение которых я так и не понял. До моря осталось недолго и мы решили срезать… Я думаю этим всё сказано. Мы забурились в берёзовый подлесок, ехать по которому было очень сложно. Да ещё и тропящий Миша, постоянно уходил с курса, держа вместо азимута 90, точное направление азимут 120. Тогда-то и родилась байка, что это направление прошито у него в голове и никакое другое он держать не может. После нескольких километров я принялся вырабатывать у группы рефлекс, на слово срезать, они должны были бездумно отвечать НЕТ! Правда я немного перестарался, и Наташа говорила нет быстрее чем я говорил срезать, ну с этим мы ещё поработаем. Полная, теперь уже точно полная, луна забралась на небо и от души веселилась, косясь своим жёлтым глазом на наши потуги выбраться к морю засветло. Идти было всё труднее и когда деревья расступились и Белое море врезалось в нашу колонну своей бесконечной белизной это вызвало в группе бурю положительных эмоций. Однако после нескольких километров по торосам прыти заметно поубавилось, даже я бы сказал, больше её вообще не осталось. Группа сдавала на глазах. Миша забурился в прибрежную траву в надежде встать на ночлег. Но пришёл Диман и после небольшой словесной перепалки мы вновь вышли из травы на море, потому, что это место не годилось совершенно. Ещё через километр стало понятно, что до устья Малошуйки нам не дойти, у Кати сломалось крепление. Мы пришли на место стоянки уже совершенно без сил и без башен. Башни снесло всем. Я лежал на рюкзаке и смотрел в небо, которое медленно присыпало меня снегом. Чувствовалась усталость? Нет. Хотелось спать? Тоже нет… Просто не хотелось двигаться и всё, возникла какая-то апатия, голова была какая-то мутная. Ольге дали таблетку макровита, но и это не помогло. Она сказала, что голова у неё прояснилась, но тело посылало её…, что тело отказывалось повиноваться. А меня всё засыпало и засыпало, не хотелось ничего, хотя я прекрасно понимал, что надо было двигаться, но я погружался в сон медленно, но верно. Первым встал Миша и отправился на поиски сушины, хотя прекрасно знал, что на побережье её быть не может.

- Юрыч, ты чёнить нашёл?! – спросил он меня откуда-то из-за елки.

- Нет, Миш, не нашёл. – честно ответил я и понял, что пора всё-таки встать.

За сушины было принято несколько сырых елей, которые за отсутствием иной альтернативы были завалены и порублены мною в мелкие щепки. Я прекрасно понимал всю глупость того, что делаю, но остановился только когда закончил работу. Это помогло мне вернуться, остальные, исключая Бобра, оставались не без башни. Только Инна 3 раза нападала на меня со спины с неотработанным броском через бедро в попытке завалить, но у неё это так и не получилось. Пробирал озноб. Дрова несмотря на призрачные надежды так и не загорелись. Наконец, когда была поставлена палатка, снаружи остались только самые выносливые, они-то и приготовили ужин на хворосте, который испарялся в клубах, разъедающего глаза, дыма словно бумага, едва мы кидали его чуть тлеющий костёр. Нашли какое-то промёрзшее полено, нам хотелось верить, что оно сухое и мне пришлось его расколоть. Неприятная отдача болезненно ушла в руку. Я взглянул на клинок Инкиного топора и с ужасом обнаружил, что его нету, он остался в этом самом полене после моего удара. Цельнометаллический топор починить было невозможно, и тогда я понял, что завтрашний день последний день нашего похода, независимо от того дойдём мы или нет. Я конечно же преувеличивал, у нас оставался ещё сухой паёк, один топор, хотя рубить одним топором было ужасно сложно, да в конце концов можно было топить хворостом, но на это требовалось время, а это та роскошь, которой у нас не было. К 2 часам мы (Мы это Бобёр, я, Дима, Оля, Инна и Лера. И пристрелите меня, если я кого-то забыл) принесли группе горячий чай и кашу. В эту ночь я окрестил свой варган под полной луной, несмотря на старание некоторых… =) помешать мне. Когда я вернулся в палатку, то с ужасом обнаружил, что не могу снять бахилы с замёрзших ног, фасты замёрзли, и я справился с ними только через некоторое время, когда они чуть чуть оттаяли, но этого времени хватило на то чтобы мои ноги замёрзли окончательно. Я был полон решимости встать в 6 часов и заснять рассвет. Свечка горела всю оставшуюся ночь.

Глава11. Дорога домой (День десятый).

Погода вновь стояла отличная. Я вылез из палатки раньше всех и отправился снимать море, в шесть часов, конечно же не получилось, я проспал. Запасная батарейка для камеры отказалась работать. Но я успел заснять всё что хотел, перед тем как заряд основной батареи канул в лету. Долго гуляли по морю, фотографировались. Я даже успел позагорать. Видели, как проезжает вездеход, первый раз догнать его не удалось, но Бобёр, поехавший смотреть на следы, поймал его на обратном пути. Выяснилось, что идёт он из посёлка Новошуйка, куда мы и держали путь. Вышли мы, когда солнце уже клонилось к закату. Я и Дима немного отстали и стали свидетелями интересного зрелища, когда группа растворилась в лёгком тумане над морем. Мы достигли следов вездехода и отправились по ним, словно по протоптанной дорожке. Туман, повисший над морем, белой изморозью осел на наших волосах, но изменил он не только нас, он полностью преобразил, ощетинившееся торосами море. Теперь оно казалось каким-то громадным полем боя из древней легенды. И всё это на фоне потрясающего заката, такого, который я видел первый раз в жизни и может быть последний. Аккуратное солнце медленно ложилось на горизонт, освещая себе дорогу из пушистых багровых туч на землю ярким, кроваво красным лучом. Когда оно опустилось достаточно близко к земле, а точнее к острым как бритва верхушкам вековых елей, то туман у побережья вспыхнул адским огнём и горел до тех пор, пока кровавое пятно на небе не проплавило поверхность горизонта. Вскоре мы поняли, что немного опаздываем. И как назло, словно откуда-то снизу из тумана начала сочится мистика. Что-то не хотело отпускать нас отсюда. Как раз в тот самый момент, когда нам так нужна была скорость, у меня порвалась, отработавшая свой ресурс, стропа на креплении, затем лопнул тросик у Ольги, ещё через пять минут крепление сломалось у Кати, потом настала очередь крепления Леры и всё это за какие-то тридцать минут. Диман использовал все имеющиеся у него запасные части. Сражаясь с чертовщиной останавливались каждые сто метров. На одной из таких остановок я обнаружил огромный сугроб из которого как-то странно торчала труба. Обойдя сугроб вокруг, я понял, что это чей-то домик, а вовсе не сугроб. Времени у меня было предостаточно, последняя поломка обещала длительный привал. Дверь была засыпана полностью и подпёрта деревянным веслом, которое я случайно сломал, когда вытаскивал из снега. Этим самым устройством я, с воплями: «Золото брильянты, они будут моими!», принялся расчищать проход. Катя оказалась не менее любопытной чем я, поэтому стояла рядом, дожидаясь пока я закончу свою работу и даже дала мне свой налобник, когда из приоткрытой двери наружу хлынула темнота. Я разбил ногой слой наметённого снега и протиснулся внутрь. Золота и брильянтов внутри не оказалось, не оказалось и замёрзшего трупа, зато были двое нар с наваленным на них старым тряпьём, стол, покрытый газетой от 21 сентября 2003 года, печка-буржуйка. Полки были завалены предметами, такими как пилы, пустые банки из-под консервов, кофе, набитые окаменевшей солью, лежала керосинка, кастрюли и трупик какого-то крысоподобного животного. Под нарами в огромном количестве валялись пустые бутылки из-под горячительных напитков. Отдав фонарь Кате я вылез наружу, где к этому времени уже порядком стемнело. Неестественно раздутая и жёлтая луна медленно вылезала из моря, прежде чем она поднялась на небо и начала светить в полную силу, мы успели проделать солидное расстояние. Мне начало мерещится, что в лесу на побережье, что-то сверкает, но это быстро прошло. Я и Катя взяли отличный темп и оставили всю группу далеко позади, мы мчались по залитой лунным светом дороге, с сожалением наблюдая как в залитой бледным свечением долине под нами, проползали в темноте красоты деревянного зодчества села Абрамцево. Некоторые сняли лыжи и лосиным шагом устремились к нашей последней цели в этом походе, селу Малошуйка. Однако, Катя, Инна и я всё-таки доказали превосходство лыжников на ночных трассах архангельской области и первыми пришли к вокзалу Встреченные нами люди как-то подозрительно на нас косились из одного мотоцикла я даже услышал: «Хай Гитлер». Славный посёлок Малошуйка утопал в провинциальной безмятежности. Мне понравилось это место. Вместо дорожной пыли здесь был снег, а вместо шума городских улиц - дым из труб. Едва скинув вещи мы неуклюжей и даже смешной походкой рванули по магазинам, коих тут оказалось великое множество. Вся группа нашла убежище в здании вокзала за дверью с надписью «Посторонним вход воспрещён», поскольку зала ожидания тут не было нас пустили сюда. Когда мы вышли к своему поезду, то поняли почему всем вдруг стало так холодно, бутылка Байкала, которую мы только что вынесли из тёплого помещения не пилась, потому как всё её содержимое тут же превратилось в лёд. Мы быстро отогрелись на уютных полках Обозёрского поезда.

Глава12. Вернулись!

Мы прибыли в Обозёрск поздно ночью или ранним утром и едва не проспали высадку. Следующий день мы провели в зале ожидания этого гостеприимного города. Утром пошутили над Лерой, разбудив её воплями о том, что пора вставать на лыжи и идти, просмаковали неподдельный ужас в её глазах. А вообще это было зло и бесчеловечно. Билетов до Москвы не было, поэтому уехать мы смогли только поздним вечером, когда уже почти охренев от безделья, вернулись из столовой. Да и уехали мы не прямо на Москву, нам ещё пришлось вписываться в поезд. С этим к счастью проблем не возникло, нам попался отличный начальник поезда.

А вот и Москва, пришло время прощаться. Мы открыли бутылку обозёрского шампанского и распили её прямо на пироне в честь благополучного окончания нашего маршрута. Трудно было поверить в то, что мы вернулись, так же трудно как и в то, что ещё только 2 дня назад мы были в лесу. Всё когда-нибудь кончается, но в сердце каждого из нас осталось место, в котором хранятся те чудные мгновения, что мы пережили. А всё-таки неверится… И вот уже Ольга бежит счастливая в объятия встречающего её Антона. А незаменимые лыжи связанные и упакованные бесполезным пластиком отягощают руку. Мы попрощались с теми, кто уехал и пошли есть мороженное, потому как уже скучали по холоду архангельского леса, вот так то.

Конец.

Москва 2004 год.

Версия 1.2